Время и мы. № 114 (1991)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Инна ЛЕСОВАЯ. Вверх по Фроловскому спуску
• А. Б. ИЕГОШУА. Любовник

ПОЭЗИЯ

• Элла КРЫЛОВА. Autumnus spiriti
• А. ЛЕИН. Венок сонетов

ПУБЛИЦИСТИКА. СОЦИОЛОГИЯ. КРИТИКА

• Виктор ПЕРЕЛЬМАН. Новая Россия
• Э. ГЛИНЕР. Рынок против народа
• Л.АННИНСКИЙ. Освобождение из Вавилонской башни
• Мих. ЛОЙ. Русско-еврейский симбиоз
• Андрей КОЛЕСНИКОВ. Левиафан и Венера
• Елена ГЕССЕН. Эссе о женской прозе

НАШЕ ИНТЕРВЬЮ

• Тоска по несостоявшемуся прошлому. Беседа Брониславы Тарощиной с писателем Зиновием Зиником

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Сергей ИВАНОВ. Изгнание кавалера Глука
• Александр БАХРАХ. По памяти, по записям

ВЕРНИСАЖ „ВРЕМЯ И МЫ“

• Дьявол одержимости и муза таланта. Живопись Дмитрия Карабчиевского

ИЗ ЭССЕ СЕРГЕЯ ИВАНОВАМузыку я слушал со своей новой подругой Т. Она была само совершенство; недостаток у нее был только один — она оказалась страстной поклонницей Гилельса. Что она находила в этом рыжем мяснике? Жила она в двух шагах от Консерватории, в самом начале правительственной трассы, против детского читального зала, ныне всеми покинутого и ожидающего ремонта. Два шага мы растягивали до многих тысяч, кружа по ближним переулкам, наконец, подходили к ее дому. Топтун со скуластым лицом, в коричневом пальто с каракулевым воротником и в каракулевом пирожке, церемонно отвешивал нам поклон. Мы чинно вступали во двор и быстро взбегали на высокое крыльцо двухэтажного особняка. Крыльцо было замечательное: на верхней площадке вас встречала не дверь, а огромная ниша, дверь же только угадывалась в темной глубине. И мы с Т. целовались там, в этой благословенной нише, и, никем не видимые, клялись в вечной любви, а когда звезды тускнели, я провожал ее к стоящему напротив одноэтажному домику, где она жила. Там не было ни крыльца, ни прихожей; дверь со двора вела прямо в кухню коммуналки, и мы около нее не останавливались никогда.
Как-то возвращались мы с концерта и заметили, что наш топтун взглянул на нас как бы сочувственно и быстро отвернулся. Сердца наши оборвались, и не напрасно: в нише ярко горела лампочка. Я кинулся дотянуться до нее, но Т. остановила меня. „Подожди, сначала я выясню у тети Паши, кому это понадобилось". Тетю Пашу я знал, это была дворничиха. Я бушевал, но Т. была непреклонна. Дня через два мы увиделись. „Эту лампочку повесили для Лидии Тимашук, — сказала она тихо. — Оказывается, она живет в том подъезде. Придется нам распроститься с нишей". — „Но почему?" — завопил я. — „Господи, какой ты глупый".
Прошло полгода, уцелевшие врачи-убийцы вернулись домой. У Лидии Тимашук с треском отобрали орден Ленина, но лампочка продолжала гореть. Однажды я вопросительно взглянул на топтуна, выглядевшего в тот вечер весьма нарядно в своем новеньком светло-сером коверкотовом костюме, и сделал рукой вращательно-вывинчивающее движение. Не пора ли, дескать, восстановить справедливость во всем ее объеме? Топтун улыбнулся и отрицательно покачал головой. Я ничего не понимал. Может, ее берегут от мстителей? Но кто осмелится мстить Лидии Тимашук, даже и развенчанной? Да и она ли виновата? Я понял все, совсем все, когда года через два изучал в „Вечерке" список сотрудников Кремлевки, награжденных орденами по случаю 30-летия этого почтенного учреждения. Я вообще обожаю читать всякие списки, так без всякой цели, а тут цель точно была: приписаны ли бывшие узники к родимой своей Кремлевке, кому из них какие ордена обломятся и сколько вообще евреев среди награжденных. Вполне, по тем временам, законный обывательский интерес. Удовлетворил ли я его, хоть убейте, не помню, ибо громом поразила меня одна-единственная строчка. В списке награжденных орденом Трудового Красного Знамени числилась Лидия Тимашук. Насколько мне известно, факт сей летописцами отмечен не был.
Я не верил своим глазам. Я бегал с „Вечеркой" по знакомым, но те пожимали плечами. Им было неинтересно. Они не видели в этом никакого намека на мировую катастрофу. За одно отобрали, за другое дали. А как же иначе? Это и называется торжество справедливости. Ясно, что Тимашук — безвинная жертва.