Время и мы. № 134 (1996)

СОДЕРЖАНИЕ

ПРОЗА

• Виктория ПЛАТОВА. Де-факто
• Борис ХАЗАНОВ. Два рассказа
• Татьяна МУШАТ. Мужчины и женщины

ПОЭЗИЯ

• Наум БАСОВСКИЙ. Свободный стих
• Элеонора ИОФФЕ-КЕМППАЙНЕН. Завернувши за сорок

РОССИЯ НА ПЕРЕПУТЬЕ

• Владимир ШЛЯПЕНТОХ . Россияне о своем будущем
• Эдуард ШТЕЙН. Биробиджанский апокалипсис

МОМЕНТ ИСТИНЫ

• Миша ГОФМАН. Русская правда и западная логика

ЛИТЕРАТУРА. ИСКУССТВО. КРИТИКА

• Лев АННИНСКИЙ. Спасение из бездны
• Виктор ПЕРЕЛЬМАН. Ларри Флинт в перевернутом мире

ИЗ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

• Алла ТУМАНОВА. Приговор
• Александр АЛЕЙНИК. Красный трамвай № 1

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

• Разговоры с Набоковым

ВЕРНИСАЖ

• Человек слушает землю. Скульптура Владимира Каневского

АЛЕКСАНДР АЛЕЙНИК ВСПОМИНАЕТ ОБ ОТЦЕ

Я, по детскому любопытству, подобрав ключ, однажды залез к нему в ящики письменного стола. Там были десятки неначатых блокнотиков, наборы трофейных хирургических инструментов со свастиками на крышках, таинственные ампулы (тоже со свастикой), оптические приборы и лупы, иностранные монеты, перочинные ножички различных конструкций, большей частью поломанные, но жалко выбросить, карманные шахматницы с фигурками, офицерские золотые погоны и офицерские полевые медали и два его боевых ордена, фотографии, письма, краснознаменные грамоты с колосьями, статьи о нем в газетах, брелоки, часы ручные и карманные, и тому подобные мужские побрякушки и причиндалы.
Я был неприятно поражен, не обнаружив пистолета, который мне навязчиво мерещился. Я мечтал, выдвинув ящики, что вот когда вырасту — разживусь такими же ножичками (только не сломанными), лупами, биноклями и тусклыми иностранными монетами.
Его сокровищами, судя по содержимому ящиков, были сокровища мальчика, вдруг ставшего офицером, что было вполне типично для мальчиков его поколения, стремглав становившихся калеками, трупами, орденоносцами, зеками, офицерами.
В младшие лейтенанты был произведен в сорок втором году, когда ушел со второго курса медицинского института на фронт. Мальчишкой взялся за скальпель и начал выковыривать пули или осколки в прифронтовых госпиталях, за войну он успел сделать около двадцати тысяч операций. Цифра от него, насколько точна — Бог весть. Был ранен пистолетной пулей. В подбородок! Три с половиной года он практически не спал. Закончил войну капитаном в Восточной Пруссии. Год еще продержали в армии после войны.
В шифоньере висел побитый молью парадный китель и галифе с красными галунами. Я иногда красовался в кителе перед зеркалом, в его отсутствие. Галифе с меня спадали.
Капитанские же погоны, найденные в ящике, мало того что были расшиты золотом, но на каждом было аж по четыре острых звездочки, все в гусиной золотой коже — в пупырышках, как от продолжительного купания в этой немыслимой роскоши. На остром конце погон были золотые пуговки с гербом и золотые же змейки, обвивающие кубки и клонящие над ними головку с высунутым жалом. Погоны эти — я не выдержал и нагло спер. Он этого и не заметил, на мое счастье.